• UA
  • RU

Чёрное бельё

Чёрное бельё

Черный ленив и прост, но таинственен.

Йоши Ямамото

Утро Арголиты начиналось всегда одинаково: душ, завтрак, укоризненный осмотр себя в зеркале и поездка на работу. Водитель обычно ехал молча, в зеркале заднего вида была видна самая невыразительная часть его одеревеневшего лица. Арголита пялилась в планшет, но в это время думала о сложных и глобальных вещах. Ей нравилось думать, что у неё могут быть такие мысли. На деле её внутренний мир был простым и цельным, как урюк. А внешний мир, как компот проплывал за окнами 5-метрового Range Rover LWB и был ниже достоинства урюка.

До работы было близко, и за эти 10 минут самолюбования успевало появиться деятельное и уверенное настроение. Подчинённые были выдрессированы на пиетет, исполнительность и дистанцию. Форма одежды разрешалась любая, поэтому все носили что-то серое. Руководители отделов были в той же цветовой гамме, но могли позволить себе милитаристский крой.

Если коротко: работа Арголиты — в сфере политинформации и контекста. Должность высшая начальственная. Ответственности никакой. Главное — не упираться в назначенный потолок. В стороны можно работать, куда угодно. Внизу — та бездна, откуда все выползли, поэтому не страшно. Джазовые соло приветствуются в заданной тональности.

Душа Арголиты была пылкой, с глубоко закопанным ядром провинциальной стеснительности. Поэтому в одежде она стремилась к простым, яростным цветам. Красный, зелёный, жёлтый, синий, как эффектный вызов — оранжевый, иногда — рискованный фиолетовый шок. Стилисты рекомендовали ей чёрный. Говорили, что он добавит серьёзности, строгости и изящества («изящества — на крайняк, хотя бы», думали они про себя). Арголита не любила чёрный и периодически гнула свою ядовито-зелёную линию. Её порой душила саморефлексия, накатывал синдром самозванца, и задрапировать их она могла только в кричащих пятнах тканей.

В офисе первым делом — дежурный звонок мужу. Он был человеком капризным и чувствительным, поэтому уже два года обитал в загородном доме. Натура мужа предпочитала считать себя творческой. Они хорошо подходили друг другу, являлись чем-то симметричным, однокалиберным. Но всё-таки это был лубочный, аналитический брак, союз самовлюблённых геометрических фигур. Разговор ни о чём завершался на позитивной финансовой ноте. Дела шли в гору, пока цивилизация была в опасности.

Живя за гранью добра и зла, не зная груза этих сказочных понятий, Арголита должна была быть счастлива. Но идиллия невозможна даже в уральских кукольных мультфильмах. В дело вступила незаметная и чудовищная мистика. У Арголиты с недавних пор появилась тёмная, странная тайна, требующая регулярного внимания.

Ежедневно, за полчаса до обеда, Арголита отправлялась в персональный туалет, недоступный даже её личной секретарше со звучной фамилией Лиздова. Там нужно было уединиться в мраморной кабинке, за пару минут перевести дух в торжественное состояние, а затем совершить простой ритуал. Арголита снимала с себя всё ниже пояса и доставала из белоснежного пакета тёмный комок. Это были чёрные трусы. Не ажурные трусики, а простая, крупная, сермяжная модель из плотной ткани. Надев это уродское бельё, Арголита присаживалась на унитаз или рядом, после чего цепенела. На пике оцепенения она, бывало, выдыхала шёпотом, почти про себя: «бляааать, ебаня-кубаня!». На её лице не было ни восторга, ни удовольствия, только хмурое недоумение, близкое к гримасе злорадного отвращения.

Что происходило в её сознании в эти моменты — неизвестно. Скорее всего, ничего. Или приходил ужас небытия с сохранением «я», обещавший медовые оргазмы. В любом случае, это были нездешние 15 — 20 минут каждого дня. На её работу оцепенения в чёрных трусах пока никак не влияли. Спасала самоирония или цинизм. Кроме того, Арголите было что терять, учитывая девятизначные бюджеты и более мелкие профиты.

У секретных трусов была своя дивная история. Арголите они достались от бабки — троюродной и дальней настолько, что её не признавали в шумном семейном клане. Бабка была древней и бодрой одновременно, её образ удачно описывался словами «курага», «чернослив» и «динамомашина». Она была религиозна, но каких-то туманных верований. Часто бывала в разъездах по непроницаемым духовным делам. Чёрное бельё Арголите она не дарила, а как бы дала в пользование. Трусы эти, по словам бабки, были совершенно неповторимыми и особенными.

Если коротко: бабка уверяла — трусы очень магические. Пошил их специальный человек из уникального материала. Эту ткань в далёком конспиративном монастыре пропитывали слезами детей. Возможно, сирот. Во время таинственной службы дети оплакивали судьбы страшных грешников. Впитавшее солёное искупление бельё обладало великой силой.

Бабка убедила Арголиту, что каждодневная примерка трусов даст гарантированный эффект. Будут сохранены и преумножены авторитет, влияние, благосостояние. Ничто не пошатнёт статус, а всё, чего добилась, достигла, до чего дорвалась — будет неуязвимым. Ещё бабка намекнула, что сила трусов не ослабевает со временем, непостижимым образом подпитываясь от новых сиротских оплакиваний в засекреченном храме. Намекнула и сразу уехала по монастырским заботам. Только иногда присылала в мессенджере назидание: «Делай что сказано и будет как обещано». А один раз, словно предугадав сомнения и самокопания Арголиты, сообщила: «Ты на вершине не профукай всё кикимора».

Кикимора не испытывала проблем с новым ритуалом. Технически всё было просто, а недолгое отупляющее действие трусов даже нравилось. Вокруг творились вещи похлеще: выкапывание натуральных трупов, индюшачьи кишки в хрустальных кубках, оккультное метание фекалий и прочий секс с конями. И это в элитарных кругах, на полном серьёзе, за солидные деньги. Короткое уединение в туалете наедине с куском чёрной материи было лёгким путешествием в магический аттракцион. На выездах Арголите приходилось пользоваться имеющимися туалетами, но это тоже было не сложно. Снял — надел и так два раза.

Единственное, о чём не предупредила бабка — трусы понемногу росли. Увеличивались в размерах, постепенно захватывая всё больше участков пухлого арголитиного тела. Уже через месяц использования они превратились в рейтузы, какие с гордостью и комфортом носили советские пенсионерки. Ну и что, это же 20 минут в день, никто не видит. Мужу Арголита ничего не рассказывала, он был увлечен набивкой чучела зайца, которой посвятил всего себя. Трусы росли медленно, поэтому процесс не пугал и не напрягал. К тому же послание «Ты на вершине не профукай всё» — прекрасно мотивировало любую кикимору.

Пока в мраморной уборной Арголиты процветал чёрный рост, подоспел проект нового закона, и он нуждался в информационной утрамбовке. Выяснилось, что заключённых в местах лишения человечности катастрофически, неприлично много. Уже обычным делом было использование зеков в разных сферах: от военной до аватарной (когда сидишь за кого-то). Но в их полку постоянно прибывало, как будто осужденных генерировала некая социальная машина, не способная остановиться или взять паузу. Новый законопроект предлагал ажурное и практичное решение, в котором смелость соединялась со свежестью и престижем.

Если коротко: зеков можно использовать в быту для состоятельных граждан. Любая домашняя работа от прислуги до уборщика. Оплата идёт в казну, зеки трудятся бесплатно, то есть отбывают срок. Фантазия временных хозяев не ограничивается. Неофициально можно применять хоть для сексуального рабства, в чём был особый пикантный стимул.

Технологическое решение предложили простое, как удар дубинки. Для безопасности арендаторов следует использовать браслеты-шокеры. У хозяев тоже должны быть браслеты, но без шокера, просто с датчиком расстояния до slave-девайса. Если арендованный зек приближается к гражданину владельцу на некое расстояние, допустим 3 метра, браслет слуги немедленно повергает его в шок и трепет. Детали процесса, настройки, калибровки, юридическое сопровождение берут на себя охочие подрядчики. Чтобы особо неблагонадёжные зека не заболтали, не развели своих новых господ лингвистическими уловками, предусматривалось использование эргономичных кляпов. Дополнительно заключённым сообщают, что любые нарушения контракта и регламента приравниваются к попытке побега и караются по закону — добавочным сроком. Отбывание на бытовых работах никак не влияет на продолжительность срока: не уменьшает его, даже не укорачивает. Зато какие бонусы: практически воля, шансы разнообразить рацион, хоть дистанцированное (3 метра), но всё же живое социальное общение. За преданность и специфические услуги — возможность особенных ништяков.

Законопроект был настолько вкусным для определённого слоя населения, что был принят в рекордные 2 дня после его подачи. Юристы работали с азартом, правозащитников отвлекли налоговым штормом. Все были при деле, и только начальники колоний грустили, оказавшись на периферии грандиозного предприятия со своими скромными барышами.

У Арголиты в бизнесе тоже был пыл и жар. Горячие пирожки убедительного контента съедались аудиторией вместе с противнями. Споры и критика затухали, едва возникнув, настолько захватывающими представлялись новые перспективы. Автор законопроекта быстро пошёл в гору, так что даже потерялся из виду в элитарном альпийском тумане. Зато Арголита была на виду, в ударе, на коне — настолько ловко и профессионально она подхватила новую тему, настолько доступно всё растолковала, так по-свойски, по-житейски расписала безусловные выгоды. То ли волшебные трусы так работали, то ли трусам теперь добавится работы. Впрочем, по форме они уже походили на летний комбинезон.

На производствах «отпущенных» зеков использовать остерегались, прогнозировался рост недовольства трудящихся. А в быту новым законом пользовались с явным энтузиазмом, новшество приживалось с размахом. Заключённых можно было арендовать целыми группами, если позволяли средства. В хозяйстве их задействовали зачастую только на бумаге, сказывались брезгливость, предубеждения и новоиспечённые предрассудки. Не всякой чужой домоправительнице доверишь своё гнездо, а тут зеки. Так что расцвела негласная сексуальная эксплуатация — целыми экзотическими клумбами и декадентскими оранжереями со стримами. Употреблять осужденных как садовников, дворников или псарей считалось в состоятельных кругах жлобством и мелким бюджетничеством. А вот раб с шокером на лодыжке и справкой от врача в зубах — это простор для изощрённых проявлений власти. Все это сразу поняли без лишних объяснений от официальных лиц.

Тут от бабки пришло странное послание: «Во мрачное время гонясь за радужной мечтой не перестарайся». Выглядело это бледным статусом из соцсетей. Мало ли до каких закоулков духа добрела старушка. Может, и умом тронулась. Но у Арголиты в этот период профессиональный подъём вдруг сменился депрессией. Её обуяла апатия, ничего не хотелось, конкурентка не злила, пахлава не радовала, Toto Cutugno на плакате над кроватью не улыбался и не будил эротического возбуждения. Такой неожиданный спад на таком закономерном подъёме.

Арголита без долгих раздумий, больше на автопилоте, стала надевать чёрные трусы уже с утра, игнорируя работу. По телефону освобождала шофёра и лежала в постели, молча поглаживая плотную ткань на животе и груди. Телевизор вещал весь день, но она не смотрела на крупный экран, не слушала звуки репортажей и рекламы. Перебралась из спальни в гостиную, где лежала на белом диване в оцепенении. Охватывающий рост трусов, кажется, ускорился. Однажды, в конце недели домашнего заточения, Арголита одним глазом увидела по тв экстренный выпуск новостей.

Унизительное рабство зеков закончилось массовым бунтом и беспорядками. Среди «отпущенных» нашлись смекалистые люди, связавшиеся с технарями, которые помогли хакнуть все шок-браслеты. Первыми жертвами стали состоятельные хозяева. Затем пошла волна грабежей и насилия, пополняясь сочувствующими и случайными элементами уже на злых улицах. По масштабу это походило на небольшую революцию.

Уже под окнами элитной высотки Арголиты кто-то напористый бил чем-то увесистым в дверь подъезда. Вдали хлопки переходили в задымления, сирены неотложек сплетались с полицейскими. Довольно скоро надёжная швейцарская дверь в квартиру Арголиты была вскрыта группой нелепо, но дорого одетых мужчин. У них были пистолеты, биты, пожарный топор. У одного на шее болтался шариковый БДСМ-кляп, как ожерелье. Все были навьючены сумками — ещё пустыми и уже полными. В гостиной звучал телевизор, главный канал очернял героев дня. Стихийный вожак предупредительно поднял ладонь вверх, и все крадучись зашли в просторную комнату.

На стене в золотой раме большое фото с хозяйкой в зале высшего эшелона и с высшим эшелоном. Рядом небольшой чёрно-белый фотопортрет конкурентки — Аскорбины Сакабойкиной, перечёркнутый фломастером. На тумбе какой-то профессиональный приз — коричневая призма с гравировкой «А. Сайяянц от преданной аудитории». Освобождённые зеки и примкнувшие коллеги молча, быстро изымали ценное и дорогое. И вот через 15 минут они ушли, не прикрыв двери. В гостиной, на диване перед включённым телеэкраном остался лежать подрагивающий комок в сплошном чёрном тканевом мешке.

Если коротко: тёмная история, печальный финал.

Февраль 2023